Дмитрий Бадов
ОДИН ДЕНЬ В МОСКВЕ
Хотелось бы признаться в писательском вымысле. Или в том,
что все нижерассказанное — плод долгих наблюдений и систематизации.
Но нет. Это и в самом деле — один день в Москве. Пусть даже и не самый
типичный. Итак...
Я выхожу из дома. Цель самая мирная: купить муку. Хочу
испечь булки — жена любит всякие печености. Да и
холодильник пустой — заполнять надо.
Жарко. Улица почти пуста. Хочется пива.
Мужик впереди издает естественный, но непристойный звук и
крякает удовлетворенно.
— Э-э-эх! Позорник! А еще в Москве живет, в столице, — это
старуха сзади, у подъезда.
— А как же, — мужик не смущен. Мужик хороший — водка плохая.
— А ты что, не подпердываешь, старая? Небось тоже подпердываешь....
— Свинтус ты, и больше
никто... Э-э-эх...
Обгоняю задомужика и оглядываюсь.
Старушка поднимает покосившийся забор и пытается установить его как следует.
Так вот он — смотритель Москвы, блюститель нравственности...
— ...Я ему говорю: твоя защеканка
в рот берет, а я отвечать, что ли, должен? На кой хрен ты ее привел? Че ты
вообще из-за бабы повелся, как чушка?
Обгоняю. Соображаю, как бы выгадать на пиво без ущерба для
семейного бюджета.
Алкоголь... Первые сто грамм — состояние сродни легкой
влюбленности. Рука тенятся к блокноту. Если бог един — есть в нем частичка
Бахуса.
Вторые — спад. Далее — импотенция.
Не буду выгадывать.
— Он, сука, руку выбросил. Тогда я пустой бутылкой как е...
Обгоняю. Классно ему... Девушки и движение. Мне бы тоже
хотелось идти в компании обтянутых и тронутых хлопком задов, заходить назад —
якобы для того, чтобы не обкуривать дымом — и рассматривать, рассматривать...
"Интересно, а она подбривает? У нее.." Да...
У меня тоже есть свое движение. Туда — сюда. Бросить курить
— начать курить. Бросить пить — треть печени уже тю-тю — начать пить. Прочитать
и забыть. Сплошные пузыри, реакция нейтрализации. И жена... Ей нужна твердая и
дающая рука, а не то бьющая, то гладящая.
Чепуха. Это у меня от жары такие мысли.
Обгоняю, обгоняю...
— Не. Мы туда не пойдем — там ментов
слишком много.
"Ментов..." Дубинки у них твердые — сам знаю.
Обгоняю.
Хотелось бы быть прозрачным, но все это вязнет, вязнет во
мне. Может, все-таки выгадать на пиво? Нет. Нет ничего более тошнотворного, чем
уличенный человек. Нужно купить муки.
Чтобы попасть на рынок, требуется пройти мимо пивного
ларька. Сегодня возле него весело: трое здоровенных... как это будет по исконно- посконно-русски... битюга бьют
роллера. Вернее, — топчат уже.
Рядом — обменник, метро, магазин,
милиции — хоть отбавляй. Но они — молодцы, с поста ни ногой.
Народ стоит классическим полукольцом и наблюдает. Какие
только причудливые формы не принимает равнодушие! Даже форму живого интереса.
Битюги бьют сладострастно, перехохатываясь
довольно, удары их коротки. Греются вниманием, стараются, чтоб покрасивее да поточнее. На пиво отвлекаются редко — не до
него сейчас.
Печень у человека справа, яйца — между ног, селезенка — бог
ее знает, в брюхе где-то. Сосудов там много, кажется... Нога в расслабленном
животе тонет, когда бьешь. Сначала даже удивляешься этому ощущению. Я знаю — и
бил, и сам получал.
Роллер медленно отваливается на спину. Лица нет.
Однажды в детстве я уже видел такое полукольцо: разбитый
автобус, покосившийся столб... И водитель на обочине. Половина черепа аккуратно
снесена, на подсыхающих мозгах оседает пыль. "Скорая помощь"
неподалеку — "волга" приземистая, катафалк белый. Врачи курят.
Водитель умирающий так же медленно переваливался...
Хожу я очень быстро. И нужно быть равнодушным: цель у меня
самая мирная: купить муки. И еще всяких разностей... Жалко роллера... Нет.
Нельзя.
У входа на рынок оглядываюсь — вид на ларек перекрывает
цветочный киоск. Стою минуту... "А-ат,
черт", — и иду назад.
Роллер лежит, откинув руку. Так может лежать только
сломанная рука.
Урна, полная мусора — довольно тяжелая штука, но я
вытряхиваю ее и получается сносно. Бить лучше кромкой,
что у дна — соображаю. Так больнее будет. Терпеть не могу драться. И страшно.
Одного угощаю сзади, он тут же падает, бедняга, сопаткой прямо в асфальт. Другого —
по инерции в рыло, чтобы замах не пропал. Кто знает, хватит ли сил и времени на новый — тяжелая урна, черт... А третий бьет меня. Ногой в
лоб. Достал, с-с-с-с... Стена ларька не дает мне упасть. Ухожу в сторону.
Так... На тебе!
Ничего, расползлись они. Не понравилось им такое повышенное
внимание. И мы с роллером поползли, как могли. Да я-то ничего, в порядке.
Фактор внезапности. А этому здорово досталось. Икает, как пьяный, глаза в
разные стороны... И ноги разъезжаются. Коньки долбанные.
Подходим к метро.
— Тебе куда? — спрашиваю.
— А?
— Куда ехать, спрашиваю? Или, может, "скорую" вызвать?
— Да нет, не надо... Я тут живу... Неподалеку.
— Смотри, у тебя же рука сломана! Давай вызову!
— Не... В "мусорскую"
отвезут.
— Стой тогда, отдыхай.
— Угу... Слушай, — он лезет здоровой рукой в карман и
вытаскивает червонец. — На... Сигарет купи мне... Там киоск... в переходе.
— Какие тебе?
— Все равно.
— Ладно. Обопрись вот об это, — я забыл в тот момент, как
называются перила. — Я сейчас.
Покупаю "Аполлон", выхожу... Роллера нет. Укатил
куда-то. Зачем? И как он смог? Сотрясение, рука сломана...
Закуриваю даровые сигареты и стою, расслабленный. Подходит
милиционер. Отдает честь.
— Лейтенант Дын— дын— дынский.
Вам известно, молодой человек, что здесь курить запрещено?
— Я же на лестнице...
— Это территория метрополитена. Предъявите документы.
Черт... Надо мне было забыть паспорт именно сегодня... Для
вида шарю по карманам и говорю с сожалением:
— Дома оставил, кажется.
— Угу. А вам известно, что по распоряжению номер н-надцать в Москве сейчас... Что?
— Паспортный контроль, — отвечаю наобум.
— Паспортный контроль... А вам известно, что мы может
задержать вас на три часа до выяснения личности?
— Конечно.
Было дело. Я же говорю: дубинки у них жесткие. Не с потолка
же это знание...
— Известно, значит... Вы не торопитесь? У нас там очередь.
Но я могу попросить начальника, нас пропустят... Хотите? — зондирует меня старлей: не паникую ли я?
— Попросите, — мне уже на все наплевать. — Но я
действительно очень спешу — скоро придет жена, мне нужно сделать покупки.
— Что ж вы тогда тут загораете? Живете поблизости, или нет?
— Рядом, в пяти минутах.
— Лейтенант задумался на секунду и козырнул:
— Всего доброго. А на улицу все-таки выйдете, чтоб я не
видел.
Я послушно выхожу и сразу чувствую, что меня хватают за рукав.
Вздрагиваю: не один ли это из тех? И готов уже получать по морде,
но, оглянувшись, успокаиваюсь. Просто бомж какой-то, пьяный в стельку.
— Слушай, брателло... Переведи
меня... на ту сторону. А то я уже... плохой совсем.
— Куда?
— Вот... Через эту.
Я веду его и задыхаюсь от ужасной вони,
исходящей от его тела. Можно подумать, что меня под руку держит мертвец,
который неделю разлагался под палящим солнцем. Вдобавок идем мы чертовски
медленно. Бомж то засыпает, то просыпается и постоянно бормочет какую-то матершиную абракадабру. Наконец, мы на той стороне.
— Вот... спасибо... брателло.
— На здоровье.
— Слышь... браток... У тебя рубль
будет? А?
— По-моему, хватит тебе на сегодня.
— Ну извини. Извини, слышь...
Я отмахиваюсь от него и направляюсь домой. На рынок идти
пропало всякое желание. Жена скоро придет... Что ж, придется ей ужинать
пельменями.
По дороге останавливаюсь, покупаю пиво — самое крепкое — и
выпиваю его тут же, у киоска. Теплое, мать вашу...
Все. Домой. Навстречу скандалу.
Такой вот "Один день Ивана Денисовича", такой
"мистер Леопольд Блум любил поедать внутренние
органы животных и птиц" и далее по тексту.
А вообще москва... Простите,
Москва — хороший город. Я люблю его, кажется.
09.06.99. Москва